Всем привет!

Меня зовут Анна, моего мужа — Сергей, а младшего сына — Артем. Артему два года, у него врожденный порок развития, который называется гипоспадия. Гипоспадия требует оперативного лечения. Мы решили, что будем делать операцию в Германии.

Мы отнюдь не миллионеры, наш старший сын, Саша, с рождения на инвалидности, по этой причине я вынуждена не работать. Добытчик в семье только один, это наш папа. Мы вынуждены были влезть в долги, чтобы отвезти сына к немецким врачам, но это наше решение было взвешено, обдумано и основано на пережитом в России не самом удачном опыте. Здоровье ребенка, а тем более будущего мужчины, отца семейства (я надеюсь), дороже всяких денег.

Мы летим в Германию, в Берлин, в одну из клиник немецкого Красного креста: DRK. Доверяемся одной из лучших (по отзывам пациентов) медицин мира. С Богом! Я начинаю вести дневник нашего пребывания на немецкой земле, который и предлагаю вашему вниманию. Надеюсь, наш опыт будет кому-то полезен.

23 СЕНТЯБРЯ

Вылетаем утром 23 сентября из аэропорта Кольцово в Екатеринбурге. В Домодедово — стыковочный рейс. Прибыли 23-го уже часов в десять вечера (это еще по нашему времени). На таможне нас ни о чем не спросили, пожелали всего хорошего, и мы двинулись на немецкую землю. Берем такси, комфортабельный восьмиместный мерседес, и чтобы непременно с детским креслом. Водитель русский. Радуется, что ребенок говорит «да», а не «йа». Видно, ностальгирует.

Я смотрю за окно, отмечаю, что природа совсем родная, (ах, эти «русские березки»), да и особой разницы в погоде нет.

На квартиру (муж заранее забронировал апартаменты) прибываем уже часов в 11 (все еще живу по-нашему времени). Уставшие, Темушке бы по-хорошему лечь спать.

Встречает нас человек совсем не немецкой наружности, скорее араб… Обсуждаем некоторые детали, он передает ключи, берет деньги. Что ж, квартира полностью соответствует тому, что мы видели на фото.

Все неплохо: чисто, тепло, есть балкон «для покурить».

Дружно идем курить, а потом двигаем в магазин. Я решила, что на утро у нас должен быть необходимый набор продуктов. В магазине первая неожиданность: чтобы взять тележку, нужно засунуть 1 евро в специальную прорезь. Потом, когда вернешь ее на место, получишь и свою денежку. Ах, разумные немцы! В России мы живем рядом с супермаркетом, так там вся окрестность в этих ворованных тележках.

В магазине суетимся, пытаемся найти нужные продукты. Набираем кучу, а еще непременное пиво. Забиваем корзинку под Теминой коляской. Коляска опрокидывается. Мы с мужем смотрим друг на друга зверем. Устали. Что ж, идем домой спать.

24 СЕНТЯБРЯ

Темушка просыпается в 7 часов по берлинскому времени. Я отдохнувшей себя не чувствую. Как-то тягостно, все неизвестно, связи с переводчиком нет. Пытаюсь сварить кофе, в итоге кофеварку, уже наполненную водой (слава богу еще холодной), Артем опрокидывает прямо себе на голову. Холодный душ! Крик! Взгляд мужа красноречивее всяких слов. Черт, чувствую себя неуклюжей идиоткой не на своей, да еще такой крохотной — всего-то и есть, что мойка да варка на две конфорки — кухне. Настроение не лучшее.

На улице с утра сеет мелкий дождь, а у нас нет дождевика на коляску. Муж уже на взводе, на сегодня он планировал зоопарк! А я, дура, копошусь, обливаю ребенка и жалуюсь на погоду. Предлагаю мужу отложить зоопарк до вечера, посылаю его на поиски симок. Соглашается. Ему хочется все объять, быстрее и побольше. Он как-то забывает, зачем мы здесь, и что надо бы поберечь сына, а не таскать его по дождю неведомо куда.

Пока он ходит, погружаюсь в привычные и успокаивающие меня домашние дела. Режу салат из купленных вчера овощей, варю макароны и сосиски. Сосиски — второй день! Артем их уже не ест.

Аллилуйя, муж возвращается со связью. Не сразу, но все же разбираемся, как звонить, и связываемся с Надеждой. (Надежда — это наш переводчик и наша связь с клиникой)

После сна, нахлобучив на коляску зонт, идем ужинать в ресторан, который Сережа выбрал еще в России. Официантка очень милая, помогает нам с коммуникаций, как может. «Спину прямо», — говорит она, вспоминая что-то из школы. Потом Сережка рассказывает, как он выпрямляет спину на этот ее непосредственный возглас. Вот уж воистину советское воспитание! Заказываем Теме картошку, себе — по супу и стейку. Вкусно.

Потихоньку оглядываюсь. Рядом кушает молодая немецкая пара, у нее в руках маленький щеночек. Тема, конечно же, замечает, начинает требовать. Обстановка очень спокойная, никакой музыки. Люди тихонько переговариваются, шумных компаний нет.

Теме вручают подарок: машинку-экскаватор, приносят раскраску и карандаши. Меню, кстати, для него тоже отдельное, детское. Но там в основном такая и сякая картошка. Совсем, в общем, не детская еда. Да и порции, надо сказать, тоже. Потом просим положить больше половины несъеденного с собой.

Спустя время официантка замечает, что Тема устал и начинает донимать родителей. Она берет шарик с ресторанной символикой, насыпает туда щепоть сахара и немного надувает. Вручает Теме. Само обаяние и приветливость! Как же кстати, ребенок увлечен новой игрушкой, родители спокойно допивают и доедают. Умница!

Рассчитывает сама, тут же у столика дает сдачу. Я говорю мужу, чтобы дал чаевые, но он растерян, думает, так вот, в руки, неприлично. Тогда даю сама. Все OK, все прилично, никто не обиделся. Чюс! Данке!

Уф, выходим повеселевшие, пройден первый рубеж общения на чужой земле. Все не так страшно, хотя у меня по-прежнему мандраж из-за невозможности нормально объясниться. Идем в сторону дома. По дороге отмечаем чисто немецкие фишки: мусорные ящики с отдельной прорезью для окурков («будьте любезны, потушите и бросьте вашу сигарету сюда»), уважительное отношение водителей к пешеходам и полный пофигизм последних к водителям (они не спеша переходят дорогу, даже если уже вовсю горит красный), специальные ребристые, окрашенные в белый цвет участки тротуара, обозначающие край проезжей части, на каждом светофоре — динамики для слепых, которые подают сигнал, пока горит зеленый свет.

На автобус еще сесть не рискуем, хотя путь не близкий. Все-таки, как же тяжело без языка… По дороге заходим в магазин «Все по одному евро». Там полно всякой мелкой всячины. Покупаем дождевики. Конфетки для Темы.

Затем, конечно же, — пива, в уже ставшем родным супермаркете «Кайзер». А еще заходим в пекарню. Выпечка радует глаз. Берем на пробу пончик с цветной посыпкой и приличных размеров булочку, подозреваю, что с каким-нибудь кленовым сиропом. Тема с присущим ему упорством нахаживает по лужам, ноги уже мокрые, штанины тоже. Немцы на него умиляются, провожают улыбками.

Все. День прошел. Вечером пьем пиво. Муж рад. Я рада, что муж рад. Все хорошо.

25 СЕНТЯБРЯ

Великий день! Мы идем в берлинский зоопарк.

О, берлинский зоопарк, как много я уже слышала о тебе от восторженного мужа! Он планировал тебя еще в далекой России, мечтал о тебе, куря со мной на лестничной клетке нашей девятиэтажки.

Сначала идем пешком. Я спрашиваю, почему, ведь Сережа обстоятельно изучил дома немецкий общественный транспорт, составил все маршруты, узнал, как приобрести билеты. Подталкиваю мужа к непростому решению ехать на автобусе. Он достает свои заготовки, с фото из Космоса :))), изучает автомат, продающий билеты. Справляется в своих бумагах, на каком номере нам ехать.

Уф, вроде все выяснили. Билеты возьмем у водителя, «цвай А-Б», ах ты, боже мой, как все непривычно. Заходим в разные двери: я с коляской — в среднюю, он — в переднюю, через водителя. Вроде, разобрался, билеты взял. Какой-то «хэрр» обращается ко мне, кивая в сторону кресла, над которым табличка с изображением коляски. Девушка, сидящая тут, встает, пересаживается на другое место. Вот же, блин душа, порядок! Положено это место для мам с коляской, будьте любезны, присаживайтесь.

Зоопарк, конечно, потрясает. Своими размерами, количеством животных и качеством их жизни. Поражают слоны, жирафы, носороги, которые разгуливают на расстоянии вытянутой руки. Их можно рассмотреть в подробностях.

Поражают бассейны для пингвинов, морских котиков, бегемотов.

Бегемоты демонстрируют шоу. Мы как раз попадаем в момент кормления и видим, как они разевают свои огромные пасти с коричневыми обломанными зубами навстречу летящим откуда-то сверху — нам не видно — коркам хлеба. Вот это да!

Удивляет отсутствие запаха в закрытых вольерах, например, обезьяннике и у хищников.

В туалетах чистота и приветливый (как, впрочем, всюду) персонал. При входе на столике, покрытом салфеткой, стоит табличка: «30 центов». Я так понимаю, что это добровольный взнос. Никого рядом нет, кто бы собирал эти взносы. Всякий раз, когда кто-то оставляет монету, дама, убирающая тут, благодарит. Думаю, боже, это ж сколько раз за день? И не надоело?

Гуляем уже четыре часа. В итоге один уголок все же остается не обследованным. Да, еще аквариум, там мы не побывали.

Темушка арендует себе тележку с маленькой лавочкой. Усаживается. Папа катит тележку за длинную железную ручку. Оба гордые и довольные.

Боже, когда же он кончится, этот зоопарк? Он просто огромный.

В этот день еще заглядываем в магазин рождественских товаров. Вот это сказка! Вот — тематический текстиль, у которого я надолго зависаю. В итоге все-таки разоряюсь на скатерть в клеточку (чудная, с настроением, скатерть на мой будущий обеденный стол). А здесь — разнообразные игрушки, веночки, прочая милая сердцу новогодняя мелочь, которая создает настроение праздника.

В магазине нет лестниц, хотя имеет он три этажа. Если представить себе вид сверху, то получится, что магазин закручен винтом вокруг огромной рождественской елки, а переходы с этажа на этаж сделаны в виде спиралевидного пандуса, выложенного ковролином. На втором этаже сувениры: куклы, детские мелочи, совершенно потрясающие яркие часы для детских комнат в виде животных. Мы с мужем облизываемся на них, вот бы мальчишкам в детскую. Но выбор так и не делаем. До третьего этажа уже не доходим…

На улице перед магазином происходит удивительная встреча.

Издалека я с недоумением вижу фигуру белого медведя, так сказать, в натуральную величину. Он явно живой: шевелит головой и переступает лапами. Подходим ближе. А медведь-то интерактивный! Но, ей Богу, совсем как живой! Даже страшно. Тема с опаской, но подходит.

Я по-настоящему поражена, такого мне еще видеть не приходилось. Наблюдательный муж отмечает, что это, вероятно, какая-то акция Гринпис. Действительно, какие-то люди в форменной одежде ходят с опросниками между зевак.

День проходит на позитиве. Мы устали, но довольны. Заходим еще в один магазин, торгующий всякой всячиной для дома. Натыкаемся там на стильные (то, что нам нужно) крючки для нашей ванной, тут же находим прелестные картинки (будут повешены там же на стену). Рады-рады. Берем!

26 СЕНТЯБРЯ

Идем в клинику. На месте нам нужно быть в 8:15. Прибываем совсем с небольшой задержкой. Надежда, наш переводчик, уже ждет нас.

Клиника производит на меня мощное впечатление. Это целый архитектурный комплекс. Корпуса — из красного кирпича, красные же — черепичные крыши готической формы с серыми башенкам и шпилями.

Огромные арочные окна в деревянных рамах. И плющ, который поднимается по стенам от самой земли до крыш, обвивает окна, так что местами они еле проглядывают. Думаю, здания старинные. Здесь чувствуется особый дух времени, не нашего, сумасшедшего времени, а того далекого, неспешного. Дорожки (не все) вымощены брусчаткой.

За время пребывания здесь у меня есть возможность рассмотреть это чудесное место (и это больница?) внимательнее. Узнать немного из ее истории. Да, действительно, больнице уже 150 лет! Я приглядываюсь к корпусам и вижу, что там и тут внесены современные коррективы: окна в деревянных рамах кое-где соседствуют с пластиковыми (но с обязательным сохранением рисунка старых деревянных рам), к некоторым корпусам сделаны пристрои и надстройки.

Как раз в такой надстройке и расположено наше урологическое отделение. Здание, в котором мы находимся, выстроено в виде буквы «Н». Перекладинка этой самой «Н» исторически была одноэтажной, а теперь над имевшимся первым этажом сделали надстройку. Причем сделана она не во всю ширину первого этажа, а в половину. Могу предположить, что это сделано для сохранения первозданной прелести и соблюдения архитектурного единства комплекса. Тут же сделан пристрой с лифтом и современными, на фотоэлементах, дверями. Пристрой имеет очень современный вид, в нем много стекла и пластика, однако построен он также из красного кирпича, и это вполне примиряет его со старшим братом с почти вековой разницей в возрасте.

Вот и место нашей первой остановки, касса.

Двери сами распахиваются нам навстречу. Небольшая очередь. Тишина. Нет привычной сутолоки и возни наших больниц. Ждем своей очереди, оплачиваем счет. Слава богу, все гладко, Сергей переживал за безналичный расчет.

Идем в другой корпус знакомиться с доктором. Здесь тоже приходится подождать. Идем прямо как были: в одежде, без бахил, с чемоданом и коляской.

По-нашему — цыганский табор, бардак. Здесь — почему-то нет, все в порядке, так и должно быть. Пока ждем, находим небольшой закуток-игровую. Не так чтобы здорово, скорее очень скромно, но время скоротать можно. Здесь столик со всеми принадлежностями для рисования, какие-то книжки.

Через некоторое время приходит русскоговорящий доктор, его зовут Иван. Он молод и хорош собой. По тому, как он разговаривает, я делаю вывод, что из России он уехал давно и образование, скорее всего, получил уже здесь. Мы идем в кабинет, ничего необычного. Беседуем, он осматривает Тему, пытается послушать, но Тема орет, и доктор отступает. Иван задает вопросы о нашем диагнозе, интересуется подробностями операции, проведенной в России.

Потом приходит доктор Рибе.

Доктор Рибе — зав. отделением урологии, она будет нас оперировать. В разговоре она очень внимательна, подробно рассказывает об операции, интересуется нашими пожеланиями относительно сохранения крайней плоти. При этом объясняет, что это возможно, но более трудоемко и может грозить осложнениями. Отдельно останавливается на том, что это может занять больше времени, а ведь хотелось бы решить сразу три!!! (позвольте, без подробностей) проблемы за один наркоз. Конечно, мы соглашаемся с тем, что надо делать все разумно, не гнаться за эстетикой, а сделать максимум с минимальными потерями.

Между собой переглядываемся, неужели это возможно, сразу все за одну операцию? Вот это для нас поистине фантастика. После разговора наша доктор откланивается, у нее пациенты. С Иваном заканчиваем с формальностями. Подписывает бумагу о том, что осведомлены о возможных осложнениях, отдельно доктор интересуется прививками. Я удивлена. Оказывается, здесь это тоже важный вопрос.

Следующий пункт нашей программы — анестезиолог. Опять переходим в другой корпус. Вновь ждем. Доктор высокий, то, что я бы назвала, немецкая внешность. Крепко жмет всем руку. Приглашает в кабинет. Рассказывает о наркозе, говорит о том, что ребенку дадут перед наркозом успокоительный сироп, он будет спокоен и отрешен. Говорит, что один из родителей будет с ним в предоперационной. А как только Артем начнет просыпаться, опять же пригласят одного из нас. Никакой тебе реанимации на сутки. OK.

Затем вновь возвращаемся к себе в корпус (тогда я еще об этом не знаю, но именно здесь будет наша палата), теперь уже для встречи с медсестрой. Она меряет Теме температуру в ушке (ровно секунда, не успевает раскричаться), потом делает попытку смерить давление. Но тут уже Тема занимает оборону, и она не настаивает, говорит, что все равно цифры будут неадекватные, померяем завтра перед операцией. Выдает нам клизму, движениями показывает, как ее делать. Смешная и подробная. Все. Аллес гут. Мы можем идти домой.

Как? И это все? А анализы? А переспать ночь на казенной кровати? Вспоминаю слова доктора Ивана о том, что в принципе мы можем и остаться, мол, некоторые родители сами просят, так сказать, пообвыкнуться в больнице, но он не видит в этом необходимости. Да, и сестра в разговоре упоминает, что палаты для нас еще нет, возможно, как-то даже придется завтра перекантоваться… Хммм, неожиданно. Ну да ладно, утро вечера мудреней.

Позволю себе небольшое отступление. У меня было время понаблюдать за здешними порядками. Так вот, я вижу, что здесь не принято госпитализировать ребенка заранее. Каждое утро я наблюдаю одну и ту же картину: детишки, лежащие на кроватях-каталках прямо в больничном коридоре, мамы с папами, сидящие тут же, рядом со своими детьми. Вероятно, детям уже дали успокоительное, они улыбаются и очень спокойны. Сейчас их отправят на операцию. И один из родителей обязательно проводит ребенка до дверей операционной. Это у нас в России при словах «полежать в коридоре» начинается истерика, здесь это в порядке вещей и почему-то никого не напрягает. Свои порядки. Свои привычки.

Итак, в общей сложности на все формальности потрачено пять часов времени. Немало, надо сказать. Но учитывая атмосферу спокойствия, полное отсутствие нервозов, обходительность и обстоятельность всех сотрудников, можно смело сказать: да, время потрачено, но с исключительной пользой и для нашей полной уверенности в завтрашнем дне.

Возвращаемся домой со своим чемоданом. Устали. Тема уже никуда не хочет идти. Остаток дня проводим с мультиками и нефильтрованным (наконец-то!) пивом.

Вы не подумайте, мы не пьяницы, просто быть в Германии и не пробовать пива… Каждый день новое и вкусное… Конечно, скромно, чтобы назавтра всегда быть в форме.

27 СЕНТЯБРЯ

Судьбоносный день! День операции!

Нам велено явиться в клинику к 6:15. Мы понимаем эту необходимость, это значит, что Артему не придется долго терзаться без еды и воды (здесь все, как у нас, есть нельзя с вечера, а вот пить можно до 6 часов утра!), что он будет первым пациентом доктора в ее операционном дне.

Встаем рано, уже в полпятого выходим из дома. Артем спит, я потихоньку одеваю, чтобы не разбудить. Так и доезжаем до клиники. Прямо в коляске поднимаемся в свою палату. Ребенок спит! И никто его не будит!!! Медсестра ходит на цыпочках, разговаривает шепотом. Потихоньку намазывает внешнюю сторону кистей рук специальной обезболивающей мазью, сверху наклеивает прозрачный пластырь, чтобы не смазалось. Здесь будут стоять катетеры во время операции. На правую руку крепит браслетик с Темиными данными (имя-фамилия, дата рождения, и вся история болезни в штрих коде).

Тема уже проснулся. Нас переодевают в специальную рубашку. Мы сидим, я держу Тему, закутанного в одеяло, на руках.

Приносят успокоительный сироп. Чуть позже, когда мы всей толпой (я, Сережа, Надежда) идем по подземному переходу в предоперационную, Тема уже улыбается умиротворенной и расслабленной улыбкой. Действует препарат. Ему хорошо! Мое сердце спокойно! Сын не плачет и ничего не боится! Сережа несет его на руках.

В предоперационную идем уже без папы, но с Надеждой. Усаживаемся на стулья. Тема все так же в одеяле у меня на руках.

Сюда привозят и взрослых, и детей. Тут уже лежит пожилая женщина, вот привозят еще одну, потом девочку, она с мамой, потом еще девочку, с ней женщина-немка. У этой последней девочки сильные ожоги, она не немка, это видно по внешности, скорее, что-то турецкое, может, кстати, и сирийское? Я плохо в этом понимаю. Ее сопровождающая о чем-то тихо говорит ей, видно, с большим участием и сочувствием.

Медсестры, которые привозят пациентов, непременно желают удачи. Молодой медбрат, который увозит их на операцию, называет свое имя, обращаясь к пациентке мадам такая-то, и объясняет, что вот сейчас он отвезет ее на операцию и что все будет хорошо.

Боже, я в другом измерении. Неужели можно вот так, по-человечески? Без привычного нам панибратства и фамильярности в обращении с пациентами? Без дурацких переговоров между персоналом «Мань-Вань», как будто пациента тут нет или он глухой? Ну есть же какие-то рамки, человек волнуется, у него ответственный момент, а вы нет, чтобы сказать ободряющее слово, треплетесь о своем и плевать на нас хотели… Меня всегда это страшно унижало.

Приходит черед Темы. Выходит медсестра и с ней, видимо, анестезиолог. С ободряющей улыбкой дают поцеловать и перекрестить. Говорят, что понесут его в операционную на руках, а не на каталке, которая стоит рядом.

Темушка слезает с рук совершенно спокойно. Никаких криков. Все. С Богом. Выходим за дверь. Я давлюсь слезами, как же трудно сдерживаться. Я себя не контролирую. Надежда гладит по руке, утешает, говорит, что все будет в порядке.

Идем в кафе, выпить кофе и что-нибудь съесть. Время — начало девятого. Начинаем считать часы. Первый, второй, третий, четвертый, пятый… Как же долго… Все ли там в порядке? Да, все в порядке, уговаривает Надежда. Если бы что-то, уже бы сообщили…

Возвращаемся в палату.

Мне приносят первый больничный обед. Рыба с рисом и с подливой. Неплохо. Есть хочется, несмотря ни на что.

Прошло пять часов. Наконец, приглашают к Теме. Идем. Я и Надежда. Слышу его крик из-за закрытой двери. Входим. Темушка уже в кроватке, на которой и проведет все больничные дни, ручки и ножки привязаны. Кричит, зовет маму. Плачет надрывно, видимо, давно. Мне кажется, что я сойду с ума…

Нас возвращают обратно в палату. Несемся по подземному коридору, кроватку везут вдвоем, впереди молодой медбрат с тоннелем в ухе, модной стрижкой и с татуированными руками. Неожиданное сочетание… Я еле успеваю бежать рядом, чтобы держать Тему за руку. Прилетаем в палату. Там на нас надевают всю нашу амуницию: специальную рубашку, которая не позволяет сесть и ограничивает движения рук, чтобы обезопасить от случайного выдергивания катетера.

Где-то на уровне середины туловища устанавливают металлическое ограждение, сверху на него натягивается нижний край рубашки так, чтобы ребенок не видел себя ниже пояса. Ножки фиксируются: к широким резинкам пришиты металлические кольца, к которым в свою очередь приделаны довольно широкие липы. Вот эти-то липы и закрепляются на щиколотках ребенка. Двигать ножками можно, но свести или скрестить их нельзя. Так нужно для нормального заживления.

К трубке, выводящей мочу, крепят сначала емкость с рисками, по которым удобно отслеживать объем выделяемого, а уже к ней — мочеприемник.

Операция прошла успешно, об этом нам докладывает сначала медсестра, затем приходит доктор. Она подробно рассказывает, что было сделано. Все,что планировали, удалось. Все наши проблемы решены. Теперь нужно только набираться терпения и как-то вылежать в одном положении (на спине) восемь-девять дней.

Первые часы после операции еще очень тяжелые. Мы, конечно, в потрясении от одного вида нашего сына, который привязан в кровати, из которого торчит трубка. Тема еще не вполне отошел от наркоза, он то плачет, то забывается.

Первое время просится писать. Приходится объяснять про трубку и про то, что пока вставать нельзя и писать можно прямо так. Однако, он неплохо выглядит, немного бледный, но это не вызывает вопросов. Место операции тоже выглядит очень прилично. Никакого кровотечения, все сухо. Это просто здорово, потому что бандаж (повязку) снимут только через неделю.

28 СЕНТЯБРЯ – 3 ОКТЯБРЯ

Объединяю эти дни в одну запись, так как у нас ежедневно «день сурка». Все одно и то же. С утра стандартное измерение температуры, прием лекарств. Затем заглядывает врач, интересуется состоянием.

Затем умывание. Этим занимается медсестра. И вообще, медсестры приходят по первому зову. Мне самой ничего делать не нужно, по любому вопросу можно обращаться, все сделают. В палате есть все, что нужно для ухода за ребенком.

Гель для мытья, мягкие махровые варежки, которыми Тему моют, детский крем, влажные салфетки, памперсы и впитывающие пеленки. Наволочку меняют каждый день, пеленку и памперс тоже, полностью перестилают постель только на шестой день. Рубашку — по мере загрязнения. Туалет всего тела: начинают с личика, все пальчики, спинка, шея, ножки, попа. Затем наносят крем. Тема лежит душистый. Уколов не ставят, все препараты в сиропе. Причем для того, чтобы дать лекарство, никто не будит.

Вот только что принесли очередные медикаменты. Тема спал. Сестра показала: «Дать, когда проснется». Отношение к пациенту очень бережное, всех нервов-то, что описанное выше купание и переодевание, да и это зависит от сестры.

У нас в целом все стабильно, числа 30-го случается кризис, приходится корректировать терапию, давать больше болеутоляющего, плюс успокоительное. Еще дают антибиотик.

29-го убирают катетер из ручки, говорят, что больше «капать» не будут. ОК.

Расскажу отдельно о сестрах. Все они очень разные, но объединяет всех доброжелательность. Доброе утро и «чус» на прощание — в порядке вещей. У меня уже есть любимица, Лидия Геннадьевна. Нет, она не русская немка, это имя я присвоила ей за схожесть манер ее и одной нашей русской знакомой.

«Лидия Геннадьевна» — женщина лет пятидесяти. Невысокого роста, довольна крепкая, с короткими, невыразительными, серого цвета волосами с проседью. У нее грубый голос и желтоватые, думаю, прокуренные зубы. Лицо — по возрасту, никаких тебе современных ботоксов и подтяжек, ни грамма косметики. Но пахнет она всегда хорошо.

В первые дни нашего пребывания здесь мне казалось, что все немцы пахнут одинаково. Это как запах чужого дома. Хозяин его не слышит, гость — всегда. Со временем я поняла, что это запах стирального порошка или кондиционера для белья. Он настолько въелся в их одежду, что почти стал их родным запахом. В больнице, по всей видимости, используют порошки без отдушек (вдруг у пациента аллергия), и здесь я начинаю различать запахи разных людей. Медсестры пахнут духами. Это незнакомые ароматы, напоминающие мне, что я не дома.

Одеваются немцы удобно. А удобно для них — джинсы и толстовки.

Так одеты и мужчины, и женщины. Да, еще рюкзак за плечами, через одного. Удобно? Без сомнения. Но некрасиво. У меня есть ощущение, что у немцев отсутствует вкус к одежде. Именно «к», а не «в». Они не меряют человека по шмоткам, как это принято у нас. Этот их, своего рода, дресс-код как будто уравнивает всех, как школьная форма.

Безусловно, это относится не ко всем. Пару раз на Кудамм (сокр. от Kurfürstendamm — популярный у обеспеченных людей проспект в Берлине, прим. ред.) я встречала таких пижонов! Короткие зауженные брючки, модная обувь, белая рубашка с модным нынче тонким галстучком. Ну, прямо Ваня Ургант!

А однажды я видела элегантную даму почтенного возраста (по моим наблюдениям, старшее поколение здесь одевается все же с большей тщательностью). Короткие, крашеные в серебристо-пепельный цвет волосы ее были уложены в безупречную высокую прическу. Это была именно укладка, волосок к волоску. Кончики волос были контрастно оформлены шоколадным цветом. Это придавало облику живость и моложавость. На даме был удлиненный шерстяной жакет благородного и одновременно нарядного горчичного цвета, черная юбка-карандаш, а на ногах черные туфельки на небольшом каблучке. На лице — сдержанный макияж, руки — с маникюром. Это был образец элегантности. К сожалению, единственный, попавшийся мне.

Но вернемся к нашей Лидии Геннадьевне. Говорит она очень громко и эмоционально, и, хоть я не знаю языка, мне кажется, с бесконечными прибаутками. Она пока единственная, у кого Тема не плачет во время переодевания. Еще бы, это ж целый спектакль.

Во-первых, она ни на секунду не замолкает, говорит быстро-быстро, то, что мы называем, «забалтывает». Действия свои сопровождает выразительной пантомимой: она нарочито театрально нюхает Тему и его одежду и морщит при этом нос, давая понять, что «вот он лежит тут такой весь вонький и невкусный, а она сейчас его помоет и переоденет, и станет он „принц Датский“». Она трет его мягкой варежкой, смоченной в душистой воде, обтирает полотенцем, а потом довольно тянет носом. Гут! Фантастиш! Прима! Аплодисменты и «Браво!», с ударением на «о».

Мы с мужем глядим на все это с недоумением. По нашим меркам это излишне. А уж нюхать носки — совсем как-то неприлично. Но ее прелестная непосредственность и желание не расстроить ребенка как-то выше всех приличий. И мы от души веселимся вместе с ней.

А вот вчера и сегодня с утра у нас «русская медсестра». Нет-нет, и она тоже не русская на самом деле, но ее подход к делу очень напоминает мне наших соотечественниц. Нет, она не груба, но и не сюсюкает, не пытается наладить с сыном контакт. Она просто делает свою работу быстро и эффективно. У нее вызывает искреннее недоумение Темина злость. Она всякий раз говорит на английском: «Я не знаю, отчего он так злится». Ну, отчего? Полежи-ка привязанный шесть дней… Она деловита, мало эмоциональна, но при этом приветлива. Никаких вопросов. Кто ж сказал, что жизнь — бесконечный праздник? Довольно одной Лидии Геннадьевны.

Третья сестра, которая обращает на себя внимание, примерно моего возраста. Поверх рабочего костюма на шее она всегда носит легкие шарфики, сегодня, например, — серый, с розовыми цветами. Она загорелая (может, только из отпуска?), у нее накрашены ресницы и сделан маникюр. От нее пахнет духами. В общем, на общем фоне она — штучка.

Она говорлива и смешлива. Очень эмоциональна и всегда готова к диалогу. Когда мы в очередной раз разводим руками на ее вопрос, мол, «нихт ферштейн», она закатывает глаза и подключает к беседе переводчик Гугл. Она побаивается Теминых криков, видно, что ее напрягает необходимость купать орущего ребенка. Когда Тема кричит, она не придумывает ничего лучше, чем передразнивать его. В итоге получается страшная какофония, терпеть которую нету сил.

Сегодня у нас выдается возможность пообщаться с ней через русскую сотрудницу. И я понимаю, как все-таки много значат слова, и как обманчива может быть интонация. Именно эта медсестра станет мне всего роднее. Именно она готовила нас к операции, она же дежурит накануне нашей выписки, когда Теме наконец-то убирают катетер. Именно ей мы дарим прощальный букет и магнитик с изображением нашего города. Она же, единственная из персонала, запечатлена на одной из наших фотографий. Ее настоящее имя Винни.

Привет тебе, Винни! Я вспоминаю тебя с большой теплотой!

Сегодня заходит русский доктор. В компании такого же молодого, только немецкого, коллеги. Он представляется, протягивает руку, мол, «будьте любезны и простите, я тут не просто так, я, видите ли, доктор такой-то и пришел не из праздного любопытства, а по делу». Ну ладно. Обсудили процедуру снятия бандажа. Это будет в пятницу, 4-го.

Русскоговорящий доктор сказал, что Тему посадят в ванну до полного отмокания бинтов. Ой, не знаю. Тема и ванна… Ох, не друзья они, не друзья. Ну да ладно, поживем — увидим.

Сережа носится по детским магазинам. Уходит во время Теминого дневного сна и бегает, как сайгак, по несколько часов. Вчера купил три пары джинсов, ролики, которые крепятся на обувь, щитки для безопасной езды и, внимание, велосипед. Это была наша мечта! К концу нашего пребывания в клинике папа успевает приобрести целую серию ярких игрушек — разных видов транспорта. Тут есть даже ракета с космонавтом.

4 ОКТЯБРЯ, ПЯТНИЦА

Как и было обещано, нам снимают бандаж. Для этого Тему помещают в теплую ванну. Бинты отмокают, и врач довольно легко снимает их. Темушка плачет, но видно, что все-таки пребывание в воде ему нравится. Хоть какая-то перемена обстановки и позы.

За неделю, что он провел в лежачем положении, сын разучился сидеть.

Я поддерживаю его под спину, пока он сидит в ванне. Спинка слабая, мышцы не работают, мне даже страшно отпустить его, кажется, что он не усидит. После процедуры нас возвращают в палату. Снова лежим.

Время от времени Тема начинает бунтовать: он так отчаянно плачет и просит освободить его… Ухожу плакать в туалет. Он не должен видеть меня расстроенной. Я должна вселять в него уверенность, что все будет хорошо. Я вижу, он верит мне.

Позже заглядывает доктор Рибе. С ней доктор Иван. Доктор смотрит на результат операции: после снятия бандажа уже что-то можно оценить. Остается довольна увиденным. Я узнаю, что завтра будет еще одна ванна, чтобы уже окончательно избавиться от бинтов и пластырей. Катетер обещают снять только в понедельник, 7-го. Похоже, наше пребывание в клинике затягивается до самого отъезда.

Расскажу, пожалуй, про нашу палату. Она одноместная. В смысле, мы с Темой тут вдвоем, больше никого. Размер комнаты , наверное, квадратов 15-17, насколько я могу оценить, приличный такой размер. Здесь две кровати, у Темы — маленькая, обеденный стол, два шкафа, два удобных кресла, стул возле кровати (на него я кладу вещи перед сном) и тумбочка с откидным столиком для удобства ухода за ребенком.

На полу — серо-голубой линолеум, стены оклеены обоями под покраску и окрашены светло-серой, почти белой, краской. Напротив входа на стене картинка в рамке: по реке плывет лодка, в ней странная компания — на дне лежит слон, он в отключке, на нем сидят девочка и тигренок, тигр обнимает и целует девочку, она блаженно закрыла глаза. Тут же в полном отрешении сидит мишка, похожий на Винни Пуха. Венчает произведение индеец, он стоит на корме и указывает пальцем вдаль. Вероятно, смысл произведения таков: жизнь прекрасна, расслабься и получай удовольствие. Что ж, хороший посыл.

Картинка есть даже на потолке. Она называется «Der geizige Tapir». Из всего названия мне понятно только слово «тапир», да вот он, собственно, в центре композиции. Вокруг него куча разных зверей: одни срывают фрукты с деревьев, другие моют их в речке, третьи уже наслаждаются ими, лежа на берегу. Позитивная такая картинка прямо над нашей головой.

Первое время она нас здорово выручает. Мы выделяем на ней слона (этот персонаж любим Темой благодаря «Ледниковому периоду») и играем с ним в мячик. У нас с собой несколько воздушных шариков, которые мы и бросаем слонику. Это позволяет отвлечь Тему от его тюремного положения.

Еще на стене напротив кровати, под самым потолком, висит телевизор.

Звук можно услышать только в наушниках. Наушники кем-то, вероятно, оставлены, так как медсестра предупреждала, что их нужно будет приобрести самим. К телевизору прилагается пульт, у него, помимо телевизионной, есть еще кнопка радио. Приятный бонус, можно послушать музыку. Правда, мне совсем не до музыки…

Ванная комната поражает только наличием специальной моющей машинки для суден лежачих больных. Вот это шик! Эта машинка встроена в стену за унитазом. У нее есть даже несколько программ мойки! Фантастика! Такого я еще нигде не видела.

В остальном здесь все очень обычно, душевая кабинка маленькая и опасная, что меня очень удивляет. Пол у нее очень скользкий, никакого коврика под ногами нет. Понимаю, гигиена. Приходится бросать под ноги грязные Темины футболки.

В палате зябко. Хоть здесь две внушительные батареи, но греют они кое-как. Напоминает Россию с ее воздушными пробками в трубах. Я все время мерзну, особенно ночью. Спать ложусь в теплой флисовой кофте, на поверхности только нос, и тот — холодный.

Отличие от нашей (российской) сервисной палаты: отсутствие чайника и холодильника. Однако, в первом совсем нет необходимости, так как прямо у нас за дверью в коридоре — бар. Вот это фишка, в России я такого не видела еще.

Бар — это такая внушительных размеров тумба с выдвижными ящиками, на которой находится автомат, наливающий за 50 центов кофе, а кипяток бесплатно. В рядочек стоят коробочки с разными сортами чая (есть, конечно, и черный, но в основном это ягодно-цветочно-травяные, например, с фенхелем или ромашкой), рядом кружки и стаканы, сахар, соль, сливки для кофе — все порционное. Да, еще один автомат с соком, яблочным и мультифруктовым. Внизу, в ящиках, три вида воды в стеклянной таре (сильно и средне газированная, и без газа), небольшие графинчики с крышками (в них я завариваю Теме чай). В общем, все под рукой.

А вот с питанием тут беда. Вернее, не так. Питание здесь великолепное, и с точки зрения вкуса, и с точки зрения подачи.

Проблемой лично для меня становится то, что горячая пища здесь подается только в обед. Всего предлагают еду три раза, на завтрак и ужин — бутерброды и йогурт.

Первые дня 4 — самые сложные. Ну, не могу я без горячей пищи, хоть убей. Конечно, я не наедаюсь. Сережа все время таскает нам что-нибудь поесть. Как, впрочем, и в России, где хоть и дают горячее 3 раза в день, все равно просишь родных привезти что-то более съедобное. А вот к качеству здешних продуктов никаких претензий нет. Все свежее. Я развлекаюсь тем, что каждое утро пробую новый вид колбасы. По-моему, их тут сотни! И все такие вкусные!

Еду привозят на тележке в судочках с крышками, чтобы не остыла (здесь нет общей столовой для пациентов, как у нас). В обед предлагают на выбор два-три блюда. Всегда горячие подливы (как я люблю), нарядные отварные овощи, в общем, праздник души. Все это приятно пахнет, выглядит, и на вкус тоже очень хорошо.

Сегодня восьмой день нашего пребывания в клинике, и я уже попривыкла питаться так, как предлагают. Кажется, немного похудела. Но какая женщина будет этому не рада?

Да, забыла сказать, что нашу палату от общего больничного коридора отделяет свой небольшой коридорчик. Это очень удобно. Не так слышен шум, а для нас это актуально: рядом кухня, где моют и сортируют посуду. В этом коридорчике раковина для сестер, здесь же — перчатки, маски, мешки для мусора. В общем, всякая всячина, которая может нам понадобиться в нашей больничной жизни.

Некоторые порядки очень напоминают наши, родные. Например, на столе, куда приносишь посуду после еды, наклеены бумажечки, что куда поставить. Сюда — стаканы и кружки, приборы — в отдельный высокий стакан с мыльной водой. Правильно, чего зазря стоять, пусть отмокают. Сюда — тарелки и подносы. В общем, порядок. Вернее, просьба соблюдать порядок, порядка-то как раз и нету. Не шибко-то, я посмотрю, немцы этот порядок и любят. В палате табличка с просьбой самим снимать постельное белье с кровати. Тоже верно, чай, не баре.

Замечу только, что у нас на родине любые попытки привлечь людей к соблюдению порядка сопряжены с грубостью и хамством: будь то необходимость надеть бахилы при входе или убрать за собой посуду. Не сделал — преступник, получи порцию негодования и презрения. Здесь — не так. Не сделал, как просили, никто слова не скажет, а уж сделал — сто раз спасибо. Правда, правда, этим чудесным людям никогда не лень сказать «спасибо большое». Я поймала себя на мысли, что здесь у меня нет постоянного гнетущего ощущения, что я «нарушитель». Это мерзкое чувство в российских больницах преследует меня постоянно, что бы я ни делала: пошла ли на перекур или заварить себе чаю не ко времени.

Но вернусь к немецкой клинике. Посетители здесь толкутся целый день. Табличка на входе в отделение гласит, что оно открыто с 6 до 22 часов. В игровой комнате, которая расположена рядом с нашей палатой, собираются целыми семьями, частенько здесь пасутся папы с детьми. Днем народу много, но нам это никак не мешает. Мы из палаты «невыездные« :(

В коридоре стоит много кроватей, больших и маленьких, разных мастей. Я наблюдаю, как тщательно каждый день их обрабатывают, промывают каким-то раствором: моют остов, матрас, подушку. Это возможно, потому что они в непромокаемых чехлах. Затем стелют чистое хрусткое белье. Ранее я уже упоминала об этих кроватях. На них детей отвозят в операционную. На них же дети потом спят в палате. Кровати многофункциональные: они на колесиках для удобства передвижения, у них регулируется высота, а также отдельно поднимается изголовье и изножье, в зависимости от потребностей пациента.

Тут же в коридоре — коляски для малышей. У ребят, кто не ограничен, как мы, постельным режимом, есть возможность гулять.

Расскажу про уборку в палате. Моют у нас раз в день, с утра. Уборка занимает от силы минут 5. Я бы сказала, что убирают без особого старания. Раковину и унитаз, насколько я вижу, еще ни разу не чистили (так, чтобы с моющим средством), по полу проходятся скоренько, не залезая во все углы. Вот и вся уборка. Но все же у нас чисто! Несмотря на то, что и я, и Сергей не переодеваем обувь, выходя на улицу.

Здесь, в отличие от России, не приняты бахилы. Посетители ходят прямо в уличной обуви, но, вероятно, потому что на улицах чисто, особой грязи они не приносят.

5 ОКТЯБРЯ, СУББОТА

Сегодня вновь идем в ванну. С Темы снимают его тюремную робу. У нас есть счастливая секундная возможность обняться. Сын обхватывает меня руками и ногами, как маленькая обезьянка. Господи, как же я жду этого момента, когда можно будет взять его в охапку, крепко прижать и уже никому не отдавать… Снова, как раньше, укладываться спать в обнимку.

А сейчас, сейчас я запрещаю себе думать об этом, иначе сорвусь в истерику.

Нам дают несколько игрушек. В ванне Тема быстро переключается на игру. Сережа изо всех сил старается занять сына, только бы не плакал. Сегодня нам дают гораздо больше времени на ванну, чем вчера. Мы сидим минут двадцать. Я рада, Темка хотя бы сидит, а не лежит.

Приходит тот самый молодой немецкий доктор, который здоровался за руку. Повязку снять не удается. Он объясняет, что бинт здорово присох и пока не поддается. Что завтра мы сделаем еще одну, по его словам, окончательную попытку. Для сына это своего рода развлечение, а нам хорошо, если ему хорошо.

Возвращаемся в палату. Сестра наносит на оставшийся бинт какую-то коричневую мазь. По виду и консистенции напоминает нашу мазь Вишневского, но без ее едкого запаха. На коробке вижу знакомое слово «антисептик». Вероятно, мазь на основе йода. Вчера нас обрабатывали именно им. День течет своим чередом.

6 ОКТЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

По воскресеньям здесь не работает практически ни один магазин, кроме нескольких супермаркетов в центре на вокзалах. Сереже наконец-то выпадает возможность увидеть берлинские достопримечательности. Он отправляется на поиски Бранденбургских ворот и Рейхстага.

Природа дарит удивительно тихий и теплый осенний день. С утра стоит густой туман, благородные корпуса нашей клиники прячутся в дымке. От этого кажутся еще более таинственными, сказочными. Выхожу на улицу. Дорожки влажные от водяной пыли, висящей в воздухе, трава и лавки мокрые. От земли поднимается мощный дух прелой листвы. Запах осени. Один из лучших на земле.

Пасмурно и очень тихо, безветренно. На верхушке одного из деревьев гомонят какие-то птицы. Чудесный день. Светлая грусть, как по давно ушедшему любимому человеку. Настроение природы хорошо ложится на душу. Сегодня у нас унисон.

Как же наши больничные дела? Сегодня наконец-то мы можем видеть результат операции. Повязка, которая никак не поддавалась, снята, все выглядит очень прилично. Отека нет совсем, есть синюшность, но она вполне объяснима.

Доктор очень доволен результатом. Медсестра (та, что всегда в шарфике), которая помогает нам одеть Тему после ванны, — тоже. Боже мой, неужели мы в конце пути? Завтра утром должны убрать катетер. Осталось продержаться день и ночь в нашем лежачем плену.

Я очень устала и хочу домой. Из-за постоянной тревоги за сына (как же он, бедный, выдерживает свой плен) плохо сплю. Просто застываю в одной позе и стараюсь лишний раз не шевелиться, чтобы не разбудить его. Утром встаю деревянная, с затекшей шеей.

Об окончательных результатах лечения можно будет говорить спустя несколько месяцев. Не возникнут ли осложнения? Да, и здесь, в Германии, бывает некоторый (очень небольшой) процент осложнений. В разговоре с доктором мы уже обсуждали, что неплохо бы нам показаться через полгода. Однако эта мысль где-то на краю сознания: последние часы перед долгожданной свободой самые тягостные.

В половине пятого утра у Темы случается истерика. Он бьется в своей кровати минут 10-15, звонко брякают об ее металлические прутья колечки наших «кандалов». Я уговариваю, глажу по голове, подкладываю под его голову руку, пытаюсь обнять. Ничего не помогает. Ребенок в полном отчаянии от невозможности хотя бы поменять позу. Господи, почему не я привязана к этой кровати? Включаю мультики, хоть как-то отвлечь. Слава богу, через некоторое время успокаивается.

7 ОКТЯБРЯ

Сегодня 11-й день нашего пребывания в клинике. Артем просыпается в неплохом настроении. В начале девятого приходит папа. Приносит ароматный кофе и булочки. Как же я рада каждому утру. Утро — ежедневный новый рубеж и мы все ближе к выписке. И как же я рада своему мужу. Он с такой трогательной заботой каждый день выбирает мне теплую выпечку…

В 10 часов снова идем в ванну. Потом доктор убирает катетер. Легко и быстро. Тема, конечно, плачет, но видно, что не от боли, а от прикосновения постороннего человека. Я чувствую, что это меня освободили из плена. Какое это счастье, взять своего малыша на руки, обнять, утешить. Возвращаемся в палату. Наконец-то у нас есть возможность надеть штанишки (до сих пор мы лежали голые ниже пояса).

Тема учится заново сидеть, ползать и ходить. Поверьте, я нисколько не преувеличиваю. Он с трудом, неуверенно садится, переворачивается, встает на колени. Ходит пока только с нашей поддержкой.

Как много сразу дел у него образовалось. Понажимать кнопки, которых тут на стенах предостаточно, самому бросить бумажку в мусорное ведро (нажать ножкой на педальку, непременно самому), попускать в открытое окно мыльные пузыри. На улице сегодня тепло, 19 градусов, так что мы без опаски раскрываем окно.

Сейчас, пока я пишу, Тема спит. Спит в своей любимой позе, на животе, согнув ножки. Нет для меня большего счастья, чем видеть его мирно спящим. Настроение хорошее. Хочется жить. Завтра к 10 часам утра нас обещали отпустить домой. Мы уже обсудили с доктором все волнующие нас вопросы. Тема в течение 3 недель ограничен в своем любимом деле: катании на велосипеде. Но какая это мелочь по сравнению с уже пережитым! Сейчас важно преодолеть психологический момент и самому сходить в туалет. Пока ждем. Времени половина четвертого, но сын с 10 часов утра еще не писал!

8 ОКТЯБРЯ, ДЕНЬ ВЫПИСКИ

Накануне вечером освобожденный Тема засыпает в моей постели. Как хорошо! Все вернулось на круги своя! Уже спящего, я перекладываю его в свою кроватку. Ночь проходит спокойно. Вчера мы с мужем уже могли видеть результат работы врачей. Мы воодушевлены, все получилось. «Миллион вещей нужен для счастья здоровому человеку, и только одна — больному». Как же справедливо это высказывание!

Утро проходит в ожидании. Медсестра к нам уже не заглядывает, чувствуем себя даже немножко обделенными… Ждем врача. А вот и она. Осматривает Артема. Говорит, что все хорошо, но она хотела бы подстраховаться и показать нас еще старшему коллеге. Что ж, немного подождем. Около одиннадцати мы свободны. Нас еще раз осмотрели, и еще раз заверили, что все в порядке. Мы можем идти домой? Да! Урррррраааааа! Свобода!!!!

Выписка на руках, она на немецком, но переводом будем заниматься уже на родине. С собой нам дают перевязочный материал. После каждого похода в туалет нужно менять повязку. Выходим на улицу, вдыхаем долгожданный воздух свободы.

Артемушка еще слабенький, бледный. Сидит в коляске и даже не рвется пробежаться.

Сегодня тепло. На выходе из клиники есть термометр, он показывает 19 градусов.

Как описать мое состояние? Я похожа на воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Оболочка, вроде, та же, а внутри — пусто. Больше всего сейчас мне хочется забраться под одеяло, укрыться с головой и не реагировать ни на какие внешние раздражители. Хочется, чтобы рядом возник кто-то большой и сильный и сказал: «Ни о чем не беспокойся, я обо всем позабочусь…» Мечты, мечты… Тот, кто хотя бы раз ухаживал за больным человеком, пусть даже самым близким и любимым, думаю, поймет меня. Постоянная зависимость от состояния и настроения другого человека доводят до изнурения.  Однако, можно ли позволить себе роскошь валяться в постели, когда остался последний шанс прогуляться по Берлину? Да и у мужа запланирован поход в ресторан. Он заранее выбрал это место, чтобы отметить мой день рождения. Я не говорила, 3 октября мне исполнилось 35 лет. Сережа одарил меня цветами и подарками, принес коробку разноцветных ароматных и таких нарядных пончиков.

И вот теперь у нас, наконец, есть возможность поднять бокал за мое 35-летие. Что ж, отлично, ресторан, значит, ресторан!

Кроме того, у меня, как говорят психологи, остался «незавершенный гештальт». Помните, мы не дошли до 3 этажа рождественского магазина? Я предвкушаю эту встречу.

Очень рассчитываю найти там что-то необычное, что потом еще долго будет дарить радость и напоминать о поездке в Берлин.

Оставляем дома наш чемодан и идем на автобусную остановку. Погода сегодня радует, у меня есть возможность надеть легкий жакет (не зря везла).

Едем в автобусе, я еще раз поражаюсь удобству этого транспорта: средняя дверь для мам с колясками и инвалидов. На остановке водитель нажимает кнопку, автобус с шипением наклоняется на правую сторону и пол становится вровень с тротуаром. Для людей с ограниченными возможностями предусмотрен автоматический выезжающий пандус. Если автобус без автоматики, водитель самолично выходит из кабины, перекидывает мостик на тротуар, помогает инвалиду въехать внутрь салона. Остальные пассажиры все это время ждут на улице — здесь все входят через переднюю, водительскую дверь, чтобы приобрести билеты или показать водителю проездной. Только после того, как человек на коляске въехал в салон, входят все остальные. Вот это толерантность, вот это я понимаю! Выражусь точнее: толерантностью (дурацкое, уже набившее оскомину слово, которое активно эксплуатируется последнее время в России) это назвали бы у нас, здесь, скорее, просто бытовой момент.

Все ОТ человека и ДЛЯ человека! Этот лозунг как-то сам собой возникает в моей голове еще в первые дни пребывания в Берлине. А еще вспоминается вот что из пионерского детства — «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям». Не знаю, по способностям ли, но по потребностям, это точно. Только почему «строили» мы, а построилось у них?

Эти досадные «почему» возникают тут на каждом шагу. Почему, например, выходя из дома с детской коляской, я могу не задумываться о том, как войду в транспорт, спущусь в метро или на станцию городской электрички (здесь для этого предусмотрены лифты)? Почему молодая пара, только что ставшая родителями, может вместе со своим малышом выйти в больничный двор на прогулку? Почему детям здесь не делают бесконечных уколов, а ставят катетер один раз на весь период леченияи не отрывают их от мамы до и после операции — именно тогда, когда мама особенно нужна? Почему, в конце концов, здесь вообще существует такое понятие как душевный комфорт пациента, а словосочетание медицинская деонтология — не пустой звук, а имеет вполне реальное применение на практике.

Я не устаю с восторгом рассказывать друзьям и близким о том, как заведующая отделением доктор Рибе, ведущий специалист клиники, всякий раз переходит на шепот, видя, что Артем спит. А медсестры, для того чтобы ночью проверить состояние пациента, используют фонарик! Вот вам принцип милосердия в действии! «Я принесу добро пациенту, или, по крайней мере, не причиню ему вреда». И что творится в голове нашей, русской медсестры, которая на просьбу беременной женщины выделить ей кровать подальше от туалета, отвечает: «Ближе блевать будешь бегать»…

Ну да ладно, вернемся к описанию нашего последнего дня в Берлине.

Остаток дня проводим дома. Пьем сладкое шампанское, купленное специально по случаю дня рождения, заедаем апельсинами. Эта вторая квартирка, куда Сергей переехал уже в наше отсутствие, совсем крохотная. Здесь только одна комната, она же кухня.

Поэтому пируем мы все вместе. Артем рад возможности таскать со стола папину закуску — свежайшее вяленое мясо.

Какая вкуснятина! А какой аромат! Покурить бегаем на улицу, в этой квартире нет балкона. Блин, как неудобно-то. Уже стемнело, и я ловлю себя на мысли, что мне страшно в нашей темной подворотне: подъезд нашего дома расположен в конце арки, ведущей с улицы Шпандауэрдамм во внутренний двор. Однако, за весь вечер не происходит ничего криминального. Даже как-то странно! Спать укладываемся дружно, засыпаем, не помню как…

9 ОКТЯБРЯ. ДЕНЬ ОТЪЕЗДА

Встаем в 7 часов. Приводим в порядок квартиру, Сережа, как обычно, успевает сбегать в кофейню, взять кофе и булочки. На 8.15 вызвана машина до аэропорта. В 8 должен прийти человек за ключами. Однако, времени уже 8.10, пора выходить, а его все нет. Он так и не явится… Сергей оставляет записку и ключи на столе. Все, прощай Берлин! Мы едем домой. Водитель русский, спасибо Надежде, которая оговорила этот момент при вызове такси. Он паркует машину вдоль тротуара, как раз там, где проходит велосипедная дорожка.

А я еще не рассказывала про это чудо? Здесь по краю тротуаров проходят велосипедные дорожки, они выложены красной плиткой, чтобы всем было понятно, чья это вотчина. Здесь они полные хозяева, и если ты вдруг зазевался, то берегись! Человек на велосипеде тут никогда не свернет в сторону, чтобы объехать тебя. Он будет трезвонить в свой звонок, призывая нарушителя к соблюдению порядка, и скорее отдавит тебе ноги, чем возьмет левее или правее. До чего забавно…

А еще у здешних велосипедистов есть фишка, которая еще не пришла в Россию (честно говоря, мне сложно даже представить такое на наших сумасшедших дорогах) — это такой двухколесный прицеп, который жестко крепится к велосипеду. Он похож на детскую люльку: такой уютный, с крышей, тут есть даже окошки, закрытые сеточкой. Думаю, он предназначен для самых маленьких пассажиров, которых еще боязно посадить в кресло за спину.

Но вернемся к нашему отъезду. Хочу рассказать про два показательных эпизода, которые происходят по очереди в аэропортах «Тегель» и «Домодедово».

Стоим мы на регистрацию в «Тегеле». Перед нами человек 7-10. Вдруг Артем начинает кричать. Я беру его на руки, уговариваю, спрашиваю, не хочет ли он в туалет. Никакой реакции, сын отчаянно кричит, и, похоже, это надолго. Уже позже, когда эти крики начинают периодически повторяться, до нас доходит, что ребенок хочет писать, но по каким-то причинам не желает садиться на унитаз (вероятно, его смущает повязка, возможно, еще есть боли). Сын кричит, на нас оглядываются, но никто из очереди не спешит предложить нам пройти вперед… Вот вам и хваленая немецкая вежливость, вот вам и «данке», и «чюс». Ясное дело, дружба дружбой, а денежки — врозь…

А вот регистрация в «Домодедово». Тоже очередь. Вероятно, для всех пассажиров этот рейс стыковочный, все устали. Очередь почему-то совсем не двигается. Рядом с нашей мы замечаем стойку регистрации для пассажиров с детьми и инвалидов. Там копошатся два парня. Подхожу узнать. «Стоечка пока не работает», — вежливенько так отвечают мне. Здравствуй, Россия! Вот она я, мама с ребенком, вот она стойка для мамы с ребенком, вот они прекрасные юноши, которые должны протянуть мне руку помощи и открыть нам путь в родной город. Все есть для счастья. Все есть и ничего не работает! Как это по-нашему!

Позже эта стойка все же открывается, и, конечно, первыми у нее оказываются крепкие мужички, стоявшие впереди нас. Может быть, инвалиды? Ха, кто успел, тот и съел! Мы же стоим и не решаемся заявить о своих правах (вероятно, мы немного отупели от порядка, царящего на немецкой земле?). На пару с ребенком (на нас, то есть) обращает внимание сотрудника аэропорта женщина, стоящая в очереди впереди нас. Она и нас призывает очнуться и пройти уже, наконец, на регистрацию. Узнаю тебя, Россия, где откровенное жлобство соседствует с бескорыстной, почти материнской, заботой совсем посторонних для тебя людей.

Полет проходит нормально. Приземляемся по плану, в 22:15. Смотрю в окошко — на лужах корочка льда. Пилот объявляет температуру за окном, минус 3. Мы дома…

22 ОКТЯБРЯ

Прошел почти месяц со дня операции. Артем окончательно восстановился, чувствует себя хорошо. Сейчас, думаю, уже можно сказать, что операция прошла успешно, у нас все получилось! Очень надеюсь, что никаких осложнений не возникнет, и через некоторое время мы сможем закрыть эту страницу нашей семейной истории навсегда…

Напоследок хочу остановиться на некоторых важных для пациентов, планирующих лечение в Германии, вопросах:

Почему Германия?

В нашем случае потому, что только в Германии нам дали однозначный ответ на вопрос, сколько понадобится операций для решения наших проблем. Я упоминала о том, что помимо хирургического лечения гипоспадии, нужно было провести еще два вмешательства. Немецкие врачи справились с этой проблемой за один наркоз

Как найти клинику?

Клинику вполне возможно найти самому, в Интернете масса ссылок, как на посреднические фирмы, так и на сайты самих клиник. Многие крупные клиники Германии имеют международные отделы с русскоязычными сотрудниками, которые сделают перевод ваших медицинских документов, направят их на консультацию доктору, а затем представят вам смету лечения. Именно таким способом я связалась с клиниками городов Фридрихсхафен, Фрайбург и Вюрцбург.

Однако, как это водится, получилось у нас все по знакомству.

Помните теорию шести рукопожатий? Так вот, с Надеждой, профессиональным медицинским переводчиком из компании MED+VED, которая в итоге организовала наш приезд в клинику DRK, мы оказались знакомы уже на третьем рукопожатии. Телефон Надежды подсказала нам родственница моего мужа.

Как только смета была готова, клиника направила ее в посольство Германии в Екатеринбурге. Это было основанием для оформления нам шенгенской визы.

Сколько это стоит?

12-дневное пребывание в клинике DRK обошлось нам в 9200 евро. Это общая стоимость, включая операцию с возможностью выбора лучшего хирурга и анестезиолога, а также полный пансион на маму и ребенка и проживание в одноместной палате.

Должна заметить, что сметы разных клиник, а у меня был выбор из четырех, значительно отличались друг от друга. В Германии, как я выяснила, какие-то сложные коэффициенты расчета смет, в которых не вполне разбираются даже люди, занимающиеся приемом иностранных пациентов. Например, клиника в городе Фрайбург назвала сумму в 25000 евро!

Спасибо Надежде, которая сразу объяснила мне, что в Германии отсутствует любимая русская забава «найди самого лучшего врача или клинику». Здесь, если в больнице выполняется интересующая вас операция, то делается она безупречно, согласно протоколу. Поэтому окончательное решение было принято нами в пользу самого экономичного варианта.

Да, насколько мне известно, почти все клиники Германии работают по предоплате, то есть оплатить счет вы должны еще в России. Однако в нашем случае оплату мы производили по приезде, на месте.

Где остановиться сопровождающему вас лицу?

Наш папа нашел квартиру в Берлине по Интернету. Мы внесли небольшую предоплату в размере 170 евро и обговорили время нашего прибытия, чтобы агент уже ждал нас на месте. В общей сложности проживание в апартаментах обошлось нам в 850 евро (с 23 сентября по 9 октября).

Замечу, что сомнения — «кинут — не кинут» — не оставляли нас вплоть до момента передачи ключей (типично русские, на мой взгляд, опасения). Страшно было и отправлять предоплату. Однако, в действительности все оказалось просто и предельно честно. Хозяин второй квартиры, который не успел до нашего отъезда забрать ключи и вернуть нам депозит в размере 100 евро, очень быстро сам (!) связался с нами по электронке и попросил выслать банковские реквизиты для возврата денег.

Вот, пожалуй, и все. Все страхи и сомнения позади. До прибытия в Германию это мероприятие мне казалось фантастикой. Я искренне благодарна родным, друзьям и коллегам, которые помогли нам в осуществлении нашего рискованного плана. Ребята, мы сделали это!

От всей души хочу пожелать людям, которые познакомились с моим дневником, здоровья. Всего вам самого доброго, берегите себя!

 

АННА

• < Назад